Аккуратно собранные седые волосы, прямая осанка, темное ситцевое платье в цветочек — Агнесса Эрнстовна Коот выглядит как настоящий педагог. 65 лет назад она приехала в Березовку учителем физики и математики, стала директором школы, а когда вышла на пенсию превратилась в лютеранского пастора. Она читает молитвы на эстонском и проводит для местных религиозные обряды, периодически отвлекаясь от уборки, готовки, вязания и двух поросят, за которыми всегда ухаживает сама.

К нашему приходу Агнесса Эрнстовна готовит ужин: мясо в сливочном соусе, капусту с перловкой и какао, превратившееся в желе. Рецепты этих традиционных эстонских блюд она знает наизусть — из детства. Так для гостей накрывала на стол ее бабушка, мама и свекровь. «Мука подгорела, поэтому соус для мяса не такой белый, — объясняет Агнесса Эрнстовна, — вот у моей свекрови он всегда был белоснежный».

Детство Агнессы Эрнстовны проходило в послевоенное время. Отец с фронта не вернулся, а пока мама с раннего утра до позднего вечера работала в поле, маленькая Агнесса проводила время с бабушкой Марией. Каждое воскресенье бабушка заканчивала работу пораньше, надевала беленький платочек, садилась за стол и читала молитвы из старого Евангелия на эстонском языке. По этому Евангелию Агнесса Эрнстовна научилась читать готический шрифт, по этому Евангелию учила с бабушкой первую молитву — Отче наш. Лютеранской церкви в Березовке нет, как и лютеранского пастора. Благо, каждый лютеранин в силу своего крещения уже является священником, то есть имеет право проводить основные религиозные обряды.

— Я считаю, что эта вера является какой-то умной. Лютеранская вера честная, правдивая, дружественная ко всем. Наши песни все не о смирении, просто о мирной жизни, о миролюбии. Лютеранам не обязательно ходить в церковь, главное, в душе верить. Не делать ничего плохого, злого. 10 заповедей исполняй, и вроде ты уже настоящий человек, — улыбается Агнесса Эрнстовна большими светлыми глазами, увеличенными линзами очков.

Раньше обряды в Березовке проводила мама Агнессы Эрнстовны, Ольга. Но с тех пор как она умерла, чтение молитв доверили ее дочери. Теперь Агнесса Эрнстовна принимает новых христиан, проводя обряд крещения, и провожает их в последний путь, читая похоронные молитвы. В последнее время все больше хоронит, но по-прежнему держит в Молитвеннике закладку на страницах с песнями для крещения.

— Вырасти большой, спокойным будь, на радость отцу и матери. Кровь Иисуса праведная пусть будет тебе скалой и основой в жизни. Крещение тебя на небо посылает. Пусть оно будет тебе дверью в небеса, — вместе с двумя старшими дочерьми Агнесса Эрнстовна дословно переводит для нас тексты песен Молитвенника. Временами задумывается и улыбается, открывая для себя новые значения привычных слов.

— Долгие годы читала мама, а потом… я даже не думала. Мне это было странно, — рассказывает Агнесса Эрнстовна, — Я и не хотела, возле покойника стоять, как-то мне это трудно было. Я всегда и маму жалела, что ей приходилось, но кто-то должен это делать.

Раньше все молитвы пели, так это было заведено в Эстонии. Но постепенно из Березовки эта традиция ушла. Агнесса Эрнстовна зачитывает молитвы вслух, а остальные участники обряда просто слушают. Большинство из березовских эстонцев не знают тексты Молитвенника наизусть, чтобы петь вместе с пастором, а многие и вовсе не читают по-эстонски.

— Я помню, раньше обязательно пели на похоронах. Как пели! Это было всегда. Именно такие песни из Молитвенника. Вот когда песни пели, тогда и плакали люди больше. Потому что песни такие. Да и люди больше понимали по-эстонски.

Как проводить крещение, Агнесса Эрнстовна тоже знает. В Молитвеннике крупным текстом прописываются песни, а мелким шрифтом описаны действия, которые должны сопровождать обряд. Лютеранское крещение похоже на православное. Пастор читает пять молитв, окропляет освещенной водой и чертит в воздухе крест над младенцем. Так в Березовке появляются новые лютеране. Но для Агнессы Эрнстовны религия — по-прежнему большая загадка.

— Я не знаю, как сказать, верующая я или не верующая. Все это говорят, но не проверено же, мы должны просто верить. Сейчас встречаемся со своими однокурсницами, всем уже за 80, и раньше никогда мы не говорили про Бога, никто не знал, что это такое. А сейчас все говорят: кто в церковь ходит, кто на прощание «Пусть Бог с тобой!». Жизнь расставит все по своим местам, всему научит. Она самый мудрый учитель, — размышляет Агнесса Эрнстовна, проработавшая 40 лет учителем в школе.

После окончания физмата в Томском пединституте она по распределению попала в Березовку — была единственным в деревне учителем с высшим образованием, поэтому быстро стала директором, хоть и беспартийным.

— Я в партию не вступала. Меня уговаривали, потому что я была активной, везде доклады читала, на конференциях выступала. Но я считала, что если вступлю, то это будет раздвоение личности.

Пользуясь своим положением завуча и директора, Агнесса Эрнстовна организовывала в школе много праздников, в том числе и религиозных, вроде Рождества в школьной столовой и Пасхи в кабинете математики. Вместе с мамой Агнесса Эрнстовна устраивала мероприятия в центре эстонской культуры, открытого при местном клубе. Ольга Вельтмандер была его первым руководителем:

— Мы не знали ничего. Мама нам слова напишет, мотив споет, и так мы учили песни. Выписывали из Эстонии журнал «Звездочка». Там детские стишки, песни, интермедиа. Оттуда сценки ставили. Кто по-эстонски рассказывал, кто по-русски. Человек до 30 собиралось. К Рождеству обязательно готовили национальные блюда: кровяную колбасу, капусту с перловкой и мясом, холодец, салаты. Когда мама была живая, всегда пели песню специальную «Рождественская елка». А потом как-то ставку убрали, и мама лишилась должности.

Уже на пенсии Агнесса Эрнстовна решила проводить курс национальной эстонской культуры в школе. Сначала группа учеников была постоянной: в нее входили все начальные классы и старшие школьники по желанию. В рамках курса Агнесса Эрнстовна обучала школьников эстонскому языку, народным песням, танцам и играм.

— С расписанием было почти всегда неудобно, приходилось самостоятельно искать пустые кабинеты. Иной раз приходилось идти в столовую, просить места, чтобы позаниматься. И сделали этот курс позже необязательным, многие дети перестали ходить. И я думала, зачем я, столько лет проработавшая в школе, буду ютиться, как бедная родственница.

«Мне не раз доводилось видеть руки Оскара. Видел зимой — от мороза красными, или, как точнее говорят, цвета гусиных лапок. Видел летом — с несмываемо въевшимся в кожу машинным маслом. У Оскара надежные руки. Они чистили, драили, красили, копали, одинаково твердо держали автомат и лопату, лом и гаечный ключ”. Это отрывок из статьи в газете «Боевая вахта», которую написали про военнослужащего Оскара Абнера перед его дембелем. Газета хранится в семейном фотоальбоме коренных жителей Березовки эстонцев Абнеров. Аккуратно свернутый в четыре раза листок совсем пожелтел. С момента публикации прошло 20 лет. Руки у Оскара остались такими же.

Вернувшись из армии, Оскар решил из деревни никуда не уезжать. Учиться любил не особенно, зато стал учить. Оскар пошел в родную школу преподавать автодело. В 80-е во всех школах существовало обязательное трудовое обучение: старшие школьники должны были освоить на начальном уровне рабочую профессию. Как раз накануне возвращения Абнера из армии школе выделили новенькую грузовую машину, а преподавателя найти не могли. У Оскара любовь к машинам была с детства: уже в восемь лет он возил родителей на свадьбы и дни рождения. Поэтому он согласился стать преподавателем.

Раздобыл плакаты с правилами дорожного движения, на пустыре сделал автодром, расставив пластмассовые столбики. Кроме автомобильных курсов, открыл мотокружок. Собственные мотоциклы по дружбе давали местные милиционеры.

— Ох, и ругали меня их родители , — вспоминает Оскар.

С вождением «по городу» было сложнее, потому что не было города.

— Чтобы показать ученикам хоть один светофор, приходилось ездить за 70 километров в Асино, — говорит Абнер.

На деревенских дорогах машина часто ломалась, и чинил ее Оскар на собственные деньги. Их вечно не хватало, у матери с отцом занимать было стыдно. Поэтому рабочий график Оскара выглядел так: с утра — занятия по автоделу, с обеда — вождение, вечером — мотокружок, а по ночам — ремонт машин, чтобы подработать.

Оскар обучил вождению больше ста учеников.

— Чтобы сдать экзамен, нужно накатать 25 часов на легковой машине и на грузовой. У меня ученики научились сдавать экзамен за пять занятий.

В день экзамена, приезжая в город, он сажал учеников за руль, каждые 20 минут пересаживал — и отрабатывал вождение до автоматизма. После этого сдавали на права все.

Но после дефолта деньги на автодело стало брать неоткуда. Из школы пришлось уйти в колхоз. Там Оскар проработал до его закрытия. После этого большинство мужиков пошли в скотники. Оскар взял кредиты, купил технику, взял в аренду у бывших соседей, которые уехали из деревни, их пустующие поля, и стал фермером. Сейчас он растит зерновые и траву на сено, помогает своим бывшим одноклассникам и коллегам с работой, нанимая их для уборки урожая или рубки дров.

Старый «пазик» так подпрыгивает на кочках, что голова ударяется о его крышу. С родителями Оскара Ыей Освальдовной и Эхарлесом мы едем по по заросшим полям «на экскурсию» в деревню Лилиенгофка. В ней живут пять семей.

— А это озимые Оскара — показывает Ыя Освальдовна на одно из ухоженных полей. Дальше будет, как в сказке:

— Чьи это луга?

— Оскара Абнера

— Чья это техника?

— Оскара Абнера

Скот — Оскара, гуси — Оскара, кони — тоже Оскара. озеро — Оскара. Все хозяйство растягивается на 80 гектаров.

— Сейчас зерновых у меня мало осталось, 25 гектаров. Кажется, что тяжело. Но я вспоминаю наших бабушек — дедушек — и не понимаю, как они без техники убирали, — говорит Оскар. — Вообще эстонцы сильно отличались от русских в плане ведения хозяйства. В соседней деревне вплоть до 90-х все вручную убирали и пахали. А у наших стариков еще сто лет назад более отлаженное хозяйство было: сеяли и пахали с конем. А мы после них не только не продвинулись, но и остановились в развитии. Обидно.

После того, как поля заканчивается, начинается кладбище.

Здесь лежит больше жителей, чем осталось в самой деревне. Мама Оскара уже привыкла убирать 20-25 могил тех, к кому уже много лет никто не приходил, чьи потомки навсегда уехали из деревни в город или в Эстонию. Здесь же могила бабушки Оскара.

Дом бабушки — один из самых больших и красивых в деревне, — сейчас стоит заброшенный. Комнаты отделены высокими двустворчатыми дверями, как в помещичьих усадьбах. По дому раскиданы старые фотографии, письма, журналы на эстонском языке. Мечта Оскара — сделать в доме ремонт и открыть там музей. Пока он смог привести в порядок кровлю и поддерживать столетнее здание в состоянии, чтобы оно не разрушалось.

— Я здесь все детство провел, в основном бабушка меня воспитала. Когда был маленький, мне этот дом казался высоченным, — вспоминает Оскар.

Дом Оскара Абнера стоит на центральной улице и отличается от остальных построек нежным розовым цветом. В темном дворе благодаря датчику движения загорается свет.

— В гараже он, работает, не все ж ему интервью давать, — встречает нас жена Оскара Алена.

— Сегодня собирались с мужиками по дрова, но техника подвела, надо чинить, — доносится голос Оскара Абнера из-под грузовика в полутемном гараже. — Самого хозяина гаража не видно. Зато на стенах можно разглядеть репродукции Перова, Репина и Серова, выжженный по дереву портрет Высоцкого и детские рисунки.

Это дочка на Изо нарисовала меня с матерью, — говорит Оскар. — Чтобы не забыть, как мы выглядим, когда мы на работе.

В этой небольшой уютной гостиной можно сразу понять, чем занимается её хозяйка. Стол перед окном завален кипами бумаг. Две противоположные стены заняты — одна фотографиями родных и близких, вторая работами пятилетней дочки Олеси. Сама Олеся весело гоняется за котом, периодически нарушая ход нашей беседы с её мамой — Алисой Малышевой — учителем школы и хранительницей музея Березовки. Хотя само слово «хранительница» никак не вяжется с 24-летней смешливой молодой девушкой.

Смущающаяся и взволнованная Алиса не понимает внимания к ней со стороны журналистов, переживает, что скажет что-то не так. Но когда начинает говорить о своей работе и жизни в Березовке, — успокаивается.

— Березовка — это моё всё. Мне тяжело в большом городе, я люблю спокойную размеренную жизнь села, наши просторы, наш воздух. Я знаю всех жителей, и они меня знают. Здесь мои родные. Но все меньше остается в деревне молодежи.

Алиса, закончив берёзовскую школу, поступила в ТГПУ. Появление дочки осложнило её учёбу, но в университете пошли навстречу — разрешили свободное посещение. И Алиса не пропустила ни одного курса. Ей помогали все родные — мама, бабушка, семья мужа. Кто-то сидел с дочкой, а кто-то материально. И после бакалавриата Алиса вернулась в берёзовскую школу. Сейчас она — преподаватель химии, биологии и ОБЖ, хранительница краеведческого музея Берёзовки, а также — очный магистрант биолого-химического факультета того же вуза.

Изначальный профиль Алисы — ОБЖ. Однако березовская учительница биологии и химии, Валентина Цион, — бабушка нашей героини — проработав 45 лет, собралась уходить. На смену ей директор школы решила взять Алису. Ей было непривычно вернуться педагогом в родную школу, где все её знали — становилось не по себе, когда бывшие учителя обращались по имени-отчеству.

— Сейчас работаю 3-й год. Поначалу мне было страшно. Учебная практика — это одно. Я смотрела, как преподают другие учителя, а раз в неделю давала урок, который все те дни и готовила. Сейчас же по 6-7 уроков в день. Ничего, влилась потихоньку, хотя до сих пор бывает трудно с химией.

— На мой взгляд, это хорошо — хоть чему-то я смогла их научить. А то думала, может, я их учу как-то неправильно. Стараюсь вовлечь детей в процесс — готовлю им занятия-игры, хочу, чтобы уроки не были скучными, ищу новые пути подачи материала. Мне хочется, чтобы мои предметы любили.

Преподавать без специального образования естественнонаучные предметы Алиса не может, поэтому руководство школы отправило её учиться в магистратуру. Каждую неделю она на два дня уезжает в Томск, стараясь попадать на все важные предметы.

— Магистратура, уроки каждый день — даже на дочь времени не остаётся. Бывает, так устаешь, что приходишь домой и плачешь. Потом успокоишься и понимаешь — должен же кто-то учить детей. Надеюсь, после окончания учебы времени станет больше.

Хранительницей краеведческого музея Алису попросили стать после смерти учительницы географии, много лет отдавшей музею.

— Еще когда я училась в школе, мы ходили в музей на кружок краеведения, мне было очень интересно. Мы водили экскурсии. И хотя я не считаю себя эстонкой — у меня мама наполовину эстонка, а папа — русский, мне всегда была интересна эстонская культура, традиции этого народа.

Гости, приезжающие в Березовку, непременно хотят побывать в музее — им интересен быт, предметы эстонского обихода. И когда 2 года назад директор школы попросила Алису провести экскурсию для предпринимателей, она растерялась. Многое позабылось, экскурсия получилась скомканной. Но в следующий раз — она уже подготовилась, а потом и еще несколько экскурсий провела. Так и предложили ей место хранительницы.

 — Если бы была возможность выбирать, я бы выбрала музей. Мне это ближе, интересней. Когда я начала им заниматься, выяснилось, что не все предметы в музее правильно подписаны по-эстонски — иногда надо обойти множество домов, обзвонить уроженцев села, чтобы докопаться до истины. Сейчас готовлю экспозицию об обычаях эстонцев в сельском хозяйстве, исправляю неточности в музейных документах. В музей все любят ходить, а когда видят ошибки — подсказывают.

— Найдись у деревни финансовая возможность — можно было бы восстановить опустевшие дома для приезжих, сделать туристический маршрут через музей, Янову поляну, лилиенгофский пруд.

Как молодой специалист, Алиса стоит в очереди на получение квартиры в Первомайке. Но надеется, что в ближайшие годы не придётся уезжать из родной Березовки.

— О чём мне тут жалеть? Это то место, где я выросла и росту. Мне нравится наша деревня, всегда заступаюсь, если начинают что-то нехорошее про неё говорить. А квартира пусть будет для аренды.